— Как это — перешел черту?
— Ну, это когда мы обзываемся друг на друга, а потом кто-то из нас берет камень и кидает в другого. Друзьями к этому моменту мы уже не были, но после того как эта тварь уничтожила все, что у меня было… мы стали врагами. Тогда я и понял, что лучше быть одному. Некому предавать.
— Это от него ты тут прячешься?
— Что? Нет, — Лекс засмеялся. — Это он от меня прячется, уже год, как крыса, бегает по норам, боясь лишний раз высунуться. А я здесь прячусь от… от системы. Видишь ли, я сейчас работаю на людей, которые хотят контролировать каждый мой шаг каждую минуту. А мне такой контроль не по душе. Поэтому я приехал в эту жопу мира и стою здесь, хочу понять, как быстро они меня найдут. Чтобы в следующий раз, когда спрячусь, знать, сколько у меня есть времени.
— А если не найдут?
— Найдут. К сожалению, найдут. Наследил я в этот раз предостаточно.
Лекс внезапно замолчал — на лестнице послышались шаги. Они доносились сверху и быстро приближались. Митя поднял голову и увидел спускавшегося по лестнице дядю Валеру.
— Расселся тут, не проедешь-не пройдешь, — пьяно проворчал он, подойдя поближе. — Дуй домой, мамашка твоя уже освободилась. Я сегодня по-быстренькому…
И ухмыльнулся так довольно, сыто.
— Ну? Ты чего, не слышал, что я сказал? Домой иди…
— Не хочу, — буркнул Митя.
— Чего? Я сказал, домой быстро!
— Когда захочу, тогда и пойду. Вы мне не отец.
— Я тебе щас уши…
— Оставь его, слышь, ты! Мы разговариваем.
Вмешавшийся в диалог Лекс был настроен отнюдь не миролюбиво и дядя Валера это почувствовал. Решив не обострять ситуацию, но и не желая терять авторитет перед пацаном, он произнес:
— Это наши с ним дела и попрошу не вмешиваться…
— Я тебе башку разобью, козел, если еще раз меня о чем-то попросишь, понял? — Лекс перехватил бутылку так, что его намерения не могли быть истолкованы превратно. — Пошел вон отсюда, ублюдок. Ну? Я два раза повторять не стану…
— Я не понял…
— Еще хоть одно слово скажешь, клянусь, я тебя прямо тут отоварю, — голос Лекса дрожал от ненависти, и мужчина это почувствовал.
Не говоря больше ни слова, он бочком спустился с лестницы, осторожно обошел Лекса и стал торопливо спускаться вниз.
Лекс и Митя молча ждали, пока он спустится на первый этаж. Когда внизу хлопнула дверь, Лекс выглянул в окно, убедился, что мужик вышел из подъезда, потом спросил:
— Это что за чучело было?
— К мамке ходит.
— Друг семьи, что ли?
— Дурак он. Другие тоже к мамке ходят, но они нормальные, а этот дурак.
Лекс посмотрел на него задумчиво, потом спросил:
— А другие когда к мамке приходят, ты тоже в подъезде сидишь?
— На улицу тоже хожу. Только там Левка, дерется…
Что-то за окном привлекло внимание Лекса. Он присмотрелся и пробормотал:
— А вот и система…
Повернулся к Мите, о чем-то подумал, затем сунул руки в карманы, порылся, вытащил на свет две кучи смятых денег. Разных — и русских разноцветных, и иностранных, серо-зеленых. Все это богатство бросил на колени Мити, и быстро произнес:
— Домой иди. Никому не говори, что видел меня. Понял? Быстрее, а то отберут.
Митя вскочил, деньги рассыпались, он стал их торопливо собирать и распихивать по карманам.
Внизу хлопнула дверь подъезда.
— Давай, быстрее! — Лекс помог собрать ему деньги, подтолкнул наверх, сам же направился вниз.
Когда Митя поднялся этажом выше, то услышал мужской голос:
— Алексей Алексеевич, ну что же вы… телефон выбросили, сами уехали неизвестно куда… мы волновались.
— По камере у банка нашли, да? — донесся до Мити голос его недавнего собеседника.
— И по камере у банка, и по той, что на остановке, и через спутник… вы, позвольте спросить, что здесь делали?
— Встречался с резидентом иранской разведки.
Голоса удалялись, и Митя затаил дыхание, чтобы услышать продолжение разговора.
— Ох, и злые у вас шутки, Алексей Алексеевич. Вынуждаете меня рапорт составлять.
— Можно подумать, иначе вы бы его не составили… достали… наблюдением… свободы хоть глоток… хоть в новый год…
Дверь подъезда хлопнула, и наступила тишина.
Митя постоял еще с минуту, затем сунул руки в карманы куртки, нащупал купюры и, представляя, как сейчас обрадует маму, направился домой, весело напевая:
— Джимми бэмс, Джимми бэмс, Джимми естудей!
До нового года оставалось каких-то несколько часов.
Санкт-Петербург, 14 февраля 2006 год
— Добрый вечер, дамы и господа, с вами Артем «дядя-из-Саратова» Калашников и сегодня на волнах нашей радиостанции «Питер ФМ» только самая романтичная музыка для всех влюбленных. Но сперва, по традиции, передаю приветы, которые пришли в наш чат к этому часу. Надежда передает привет своему любимому мужу Олегу и желает ему в этот день…
Четырнадцатое февраля.
Улыбочки, цветочки, открыточки и пупсички… Как сообщает энциклопедия, это праздник покровителя всех влюбленных, новобрачных и эпилептиков. В этот день принято дарить противоположному полу всякую бесполезную хрень в форме сердечек, признаваться в любви, создавать для своих любимых романтические вечера со свечами и шампанским, и еще много чего.
Но вот что не принято делать в этот день, впрочем, как и в любой другой — лежать на холодном бетонном полу, между грязных досок, промасленных тряпок и воняющих бензином бочек. Лежать, вжимаясь в этот самый пол, затаив дыхание, и молиться, чтобы временно остановилось сердце, так как его биение может привлечь внимание.